Когда мы, верная троица друзей, упросили в семь лет своих отцов отдать нас на обучение рукопашному бою, наш инструктор, невзрачный сорокалетний среднего роста младший лейтенант Андрей Петрович Головня, сразу предупредил — Ребятки, я при ваших отцах вас спрашиваю: готовы вы терпеть боль, причем больно вам будет на каждой тренировке?

Мы тогда дружно ответили — Да!

— Хорошо! Тогда я вас возьму, но если увижу слезы, я вас отправлю домой!

Кто же из нас знал, как же нас будет мучить наш «сэнсэй»! Мы каждый вечер расползались по своим домам, пугая матерей постоянными синяками на наших телах. Однако мы смогли выдержать жесткую методику Головни, которого в детстве учил то ли кореец, то ли китаец, наш инструктор от своего учителя перенял оба языка и в свою очередь помимо искусства убивать учил нас еще и этим языкам. Так как потенциальным противником нашего подразделения было НАТО, все офицеры бригады знали английский и мы помимо азиатских осваивали и третий иностранный язык.

— Юрка, ты чего молчишь? Опять уснул? — дверь в мою комнату распахнулась и ворвалась моя любимая живая(!) мама в легком халатике и с бигуди в волосах.

Я бросился к ней и обнял, невольно застеснявшись проявления своих чувств — Мамочка, я уже встал, сейчас сделаю разминку, затем пробежку и потом обязательно поем!

Мама как то странно на меня взглянула, видно моя радость ее появлению в моем сне ее обескуражила. Затем повернулась и вышла, а я кинулся к своим гантелям, с которыми всегда разминался и больно ударился большим пальцем ноги о гирю, которую спросонья не заметил. Боль пронзила ногу и я впервые заподозрил неладное — больно сон был реалистичен!

Я посмотрел на отрывной календарь, висевший на стене — на листке было воскресение одиннадцатого июня шестьдесят шестого года, я оторвал листок и очумело потер лицо: похоже после смерти я стал попаданцем, о которых частенько читал в электронных книгах о альтернативной истории. Размявшись, я поспешил на улицу, где меня должны были ждать мои друзья, с которыми вместе пробегали утром по три километра, а вечером перед ежедневной тренировкой по пять километров. Жили мы все в одном пятиэтажном панельном доме офицерского состава, во дворе которого были установлены несколько турников и брусья. Гена отрабатывал подъем-переворот, а мой второй только какие-то мгновения назад погибший друг с интересом смотрел в мою сторону, махнув рукой — Утречка доброго! Го сюда, подпол!

Я чуть не матернулся от радости — Сема как и я тоже оказался в своем прошлом. Семен подсел на компьютерные игры и вместо «идем» употребил их сленг и «го» вылетело из его рта естественно и непринужденно.

Подойдя к Семе, протянул руку — И тебя рад видеть, подпол! А наш генерал видно не в курсе, о чем мы с тобой говорим?

Генка спрыгнул с турника и протянул свою руку — Привет, Юрец, не пойму ваши шутки. Дурачитесь?

— Нет, Гена, предлагаю сократить пробежку до двух километров и у нас останется время кое-что обсудить.

Пробежав свои километры, мы вернулись во двор и мы с Семой наперебой стали рассказывать о нашем и Генкином будущем, который сначала слушал как прикол, затем узнав о крахе государства, которому мы все будем служить верой и правдой, не выдержал — Стоп! То есть вы попали в свои тела из будущего, знаете о предательстве высших лиц государства, разваливших его в угоду своей алчности?

— Точно сформулировал! — Сема кивнул, ты в отличии от нас всегда был отличником и довольно быстро правильно понял главное. Впереди нас ждет капитализм и обнищание простого народа.

— И как нам донести ваши сведения туда? — будущий генерал показал пальцем наверх.

Я пожал плечами — Как бы нас не упрятали в психушку! Ты уверен, что нас будет кто слушать? Нам по восемнадцать, мне, кстати, только через три дня исполнится. Тебе будут колоть галоперидол, после которого быстро наступает моторное успокоение и исчезают любые галлюцинации. Или Диазепа́м, чей приём в течении длительного времени может привести к зависимости от этого препарата. Припишут групповую шизофрению и прощай свобода на несколько лет, а вернешься домой овощем, вечно улыбающимся и писающим под себя. Честно говоря, психушка меня пугает.

Гена продолжал горячиться — Ребята! Но так же нельзя! вы же там были крутыми «летучими мышами» и вам раз плюнуть ликвидировать всех виновных в развале страны!

Сема вздохнул — Дружище, мы сейчас пока еще «мышата». Да мы знаем как ликвидировать противника, как захватить его командный пункт или ракетную шахту, но мы сейчас дети! Только достигшие совершеннолетия. Конечно, наши тела натренированы и даже сейчас я любого морского котика отправлю в преисподнюю, но кто нас воспримет серьезно?

— А Головня? Уж он то к нам относится отнюдь не как к детям! — Гена продолжал на нас давить и мы с Семой посмотрели друг на друга.

Семен кивнул — Давай сегодня после тренировки все ему расскажем, если уж он нам не поверит, то кроме родителей нам не к кому будет идти со своей проблемой.

Я положил другу на плечо руку и сказал — Поступим по-твоему, только все-таки своих отцов пригласим на разговор, одна голова хорошо, а четыре лучше! Все, по домам! Душ, завтрак и в школу за аттестатами! Парни кивнули и мы разбежались.

Я принял душ, оделся и поспешил за стол — мамина стряпня была всегда сытной и вкусной, сырники пошли «на ура», я запил их компотом и, поцеловав маму, поспешил за своим третьим документом в жизни: первыми были свидетельство о рождении и паспорт.

В школе царило праздничное настроение, все девчонки были в тёмных шерстяных платьях, белых фартуках, белых воротничках и белых манжетах. У мальчиков одежда скромнее. С мая шестьдесят второго года мальчики ходили в школу в обновленном форменном костюме, в котором отсутствовали гимнастерка с поясным ремнем и фуражка с кокардой. В новой форме полностью отсутствовали элементы «военизированности»: вместо полувоенной одежды мальчики получили полушерстяной гражданский костюм серого цвета: однобортный пиджак на трех пластмассовых пуговицах и классические брюки. Под пиджак была рекомендована белая или однотонная светлая рубашка.

Увидев первую красавицу нашего класса Катю Ковальчук, которая в девяностые попала под случайную автоматную очередь бандосов, устроивших перестрелку в ресторане, в в котором она работала, я от переизбытка чувств подошел к ней и крепко поцеловал в щеку — Здравствуй, Катенька! Как я тебя рад видеть!

Вокруг все замерли с открытыми ртами и Сема воспользовался моментом, поцеловав одноклассницу в другую щеку — поздравляю, Катя с окончанием учебы! Я так же очень рад тебя видеть!

Затем мы с другом на зависть всем одноклассникам перецеловали всех одноклассниц, заставив их зардеться как маки.

— Девчонки, мы так по вам соскучились! — смог с трудом выдавить я.

Подбежала наша «классная» Галина Павловна — Что вы тут вытворяете, Карпович и Станкевич! Как вам не стыдно?

Я покачал головой — Галина Павловна, мы просто прощаемся с одноклассницами, неизвестно, когда мы с ними теперь увидимся! У нас армия впереди!

Математичка, которая была нашим классным руководителем с пятого класса обучения улыбнулась — Если так, то тогда ладно, но только без фанатизма! Пойдемте все в актовый зал, с сегодняшнего дня вы становитесь взрослыми самостоятельными людьми!

Ко мне застенчиво подошла Юля Мороз — Юра, может вечером сходим на танцы?

Я другим взглядом окинул свою одноклассницу, которую раньше почти не замечал, а встретив на вечере выпускников через десять лет, обалдел — из серой мышки как в сказке получилась красивая блондинка с выдающейся грудью и аппетитной попой, которая лет шесть после школы так и не выходила замуж, пока ее с трудом не упросил стать его женой какой-то майор из штаба бригады.

— Прости, Юленька, сегодня не смогу, давай отложим на субботу? А в пятницу я приглашаю тебя на мой день рождения! Придешь?

Девушка захлопала ресницами, не ожидая от одного из самых «авторитетных» пацанов школы согласия на свидание — Я обязательно буду, Юра!